ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГЕТИКА

Гертруда Хесс

 

 

К. Г. Юнг говорил о психической энергетике, чтобы в систематизированной форме описать процессуальный характер психики, ее динамику, интенсивность психических процессов и потенциалы, которые проявляются, например, во влечении, в аффекте в желаниях и страстях. С этой точки зрения влечение можно понять, исходя, не из причины, а из его «уклона», его направления. При энергетическом подходе психические взаимосвязи понимаются в аспекте их целей.

Юнг отождествил свое понятие психической энергии (см. статью Т. Цизе в т, 1 с понятием «либидо» - термином, который еще до него использовал Фрейд. Юнг употреблял его в более широком смысле, в соответствии со значением, которое вкладывали в него древние латинские авторы. У них слово «либидо» означало вожделение, стремление, намерение в целом, которое .может либо иметь, либо не иметь сексуальную окраску1. «Фактически мы слишком мало знаем о природе человеческих инстинктов и их психической динамике, чтобы можно было осмелиться признать первенство какого-то отдельного влечения. Поэтому более уместно будет говорить о либидо, понимая под этим энергетическую ценность, которую может иметь какая-либо сфера интересов - власть, голод, ненависть, сексуальность, религия и т.д., но не приписывая ее при этом какому-либо специфическому влечению» (Jung 1912, 175). По существу, энергия, как в физике, так и в психологии, представляет собой априори данную наглядную форму. Она выражает отношения (Jung 1928, 30).

Если в обыденной жизни у нас есть определенная склонность гипостазировать энергию, то это, пожалуй, отчасти связано всего лишь с тем, что физическая энергия стоит нам денег. С другой стороны, мы воспринимаем энергию как некое количество, и нам трудно не воспринимать количество субстанционально. Юнг же видел в ней психическое качество, родовое понятие. Он поясняет свою точку зрения на примере температуры. Благодаря чувственному восприятию мы ощущаем теплые и холодные тела. Затем на этой основе мы абстрагируем понятия холода и тепла. Они объеди­няются в родовом понятии «температура», и, наконец, последняя как одна из много­численных форм энергии определяется выражением «энергия» (Jung 1921).

Спонтанно сложившиеся представления об энергии - очень древние, они рас­пространены повсеместно и относятся не только к физическим явлениям. Они отра­жаются в речи людей. Любой язык обладает многочисленными «энергетическими» формулировками и образами, которые используются также для выражения психи­ческой интенсивности. К ним относятся уже сами слова «энергия» и «энергичный». Кроме того, существует огромное множество понятий, которые в переносном значении выражают определенные психические потенциалы, например, «дееспо­собность», «ударная сила», «жажда деятельности» или такие глаголы, как «тормозить», «способствовать», «усиливать», «экономить» и т. д. Назовем также такие понятия, как «стремление» и «влечение», которые утвердились как раз благодаря их психологи­ческому употреблению. Эта непроизвольная энергетика проявляется и в нашем поведении, ибо каждый человек считается с нею. Мы знаем, что и наша дееспо­собность, и наши интересы ограничены. Любое проявление интереса, будь то любовь или забота, лишают энергии другие сферы. Если мы делаем что-то одно, то должны оставить другое. Мы не можем заниматься сразу несколькими делами и везде добиваться удовлетворительного результата. Лишь поэтому возможно и отвлечение, которое используют родители, воспитатели, врачи и психотерапевты, чтобы избавить своих питомцев или пациентов от вредных наклонностей.

У первобытных народов мы обнаруживаем нефизические энергетические представления, которые нам кажутся чуждыми. Им известны места, люди и предметы, например религиозные реквизиты или фетиши, от которых исходят «добрые» или «злые» необычные воздействия. Соответствующие потенциалы у разных народов и на разных языках имеют самые разные названия. В психологической литературе закрепилось выражение «мана» (например, Jung 1928, 68 etc.). Мана всегда «живет» в материальных вещах, но не зафиксирована в них, а может передаваться самым разным объектам. Обращение с ней относится к компетенции шаманов и знахарей. Если у кого-то возникнет мысль покончить с подобными примитивными энергетическими представлениями как плодом воображения или просто как суеверием, то будет упущено из виду их психическое качество, Мана столь же реальна, как власть любви и идеи, которые овладевают нами и побуждают нас к верным или неверным поступкам. Однако эти потенциалы - не важно, идет ли речь об энергии статуи бога или о психической энергии, - нельзя зарегистрировать с помощью физических измерительных приборов. Но их воздействие доступно переживанию. Даже просвещенный европеец порой ощущает психическую энергию как «излучение» или «тепло», которые исходят от любимого человека или любимого предмета. Более объективно можно наблюдать такие состояния, как воодушевление, очарование, увлеченность, взволнованность или эмоциональная привязанность. И разве психические потенциалы не вмешиваются сегодня в изменение облика земли сильнее, чем все природные силы?

Какими бы древними ни были различные энергетические системы, все же в процессе научного исследования вначале они постигались с помощью физического понятия энергетики; поэтому Юнг, раскрывая свое понятие психической энергии, использовал аналогию с физической энергией. Однако главное в представлении о физической энергетике - положение о сохранении энергии. По существу, этот закон представляет собой обобщение принципа эквивалентности, согласно которому при превращении энергии возникает столько же энергии в новой форме, сколько ее исчезло в старой форме, то есть, например, возникает столько же тепла, сколько было израсходовано электричества. Применим ли этот закон в какой-либо форме также и к психической сфере? Если бы это было не так, говорить о психической энергетике вообще не было бы никакого смысла. Однако мы можем констатировать различия в психической интенсивности и, следовательно, говорить о количественных характеристиках психики, а это является предпосылкой того, что мы можем наблюдать эквивалентные превращения энергии. Фактически дело именно так и обстоит. Даже если психические количества нельзя измерить в цифровых величинах, то все-таки их можно очень точно оценить с помощью чувства (Jung 1921, 1928).

Не только психологи, но и биологи говорят об «эмоциональном тоне» и о «валентности» как качественной оценке со стороны восприятия. Животные также оценивают каждое чувственное впечатление на предмет того, вредно или полезно для них то, что было воспринято. Стоит ли охотиться за добычей? Велика ли опасность или мала? У человека же функция эмоций гораздо сложнее. Но и здесь чувство тоже оценивает опыт и упорядочивает его. «Ценности - это энергетические оценки количества» (Jung 1928, 9). Благодаря возможности усиливать прилагательные мы обладаем даже шестибалльными шкалами (например, от наихудшего до наилучшего). Сравнивая, что для нас дорого, а что - нет, что самое неприятное в различных ситуациях, что красивее, что ненавистнее и т. д., мы получаем возможность еще более тонкого понимания психических количеств. При этом мы ориентируемся на системы ценностей, к которым нас отчасти приучают в процессе воспитания и которые для многих людей безусловны, как, например, система морали. С другой стороны, существуют также и личные шкалы ценностей, которые соответствуют индивидуальным представлениям. Все они регулируют интересы, активность, работоспособность, симпатии, антипатии и т. д. Обобщенно можно сказать, что эмоциональный тон определяет характер и интенсивность поведения, ибо он отвечает за приток энергии: по возможности, мы обращаемся к тому, что для нас наиболее интересно, предпочитаем лучшее, избегаем худшего, боремся со злом и т. д. Когда мы любим, в нас кипит энергия, если мы заинтересованы, то становимся работоспособными. Но если мы оцениваем определенную деятельность негативно, то едва ли мы в ней добьемся успеха. Мы скажем, что у нас нет к этому охоты, а это, в свою очередь, означает, что нам не хватает необходимого запаса либидо. Но если, тем не менее, нас принуждают к данной работе, то вскоре мы начинаем испытывать непреодолимую усталость. В этом смысле чувство и работоспособность связаны между собой как конкретная величина и потенциал.

В психологии гипотезу о сохранении энергии можно отстаивать только в том случае, если иметь в виду относительно закрытое пространство психики в целом. Если какое-то количество либидо исчезает из сферы сознания, то имеет смысл вопреки всему придерживаться принципа эквивалентности и поискать признаки соответствующей активности бессознательного. Тщательное наблюдение за пациентом вскоре может выявить новые симптомы: или особые сновидения, или своеобразные, появляющиеся на короткое время фрагменты фантазии и т. д. «Если в ходе анализа этих фрагментов удается довести до сознания их скрытые содержания, то, как пра вило, можно доказать, что исчезнувшее из сознания количество либидо создало некое образование в бессознательном, которое, несмотря на все различия, имеет немало общих черт с теми сознательными содержаниями, которые потеряли энергию. Это похоже на то, как если бы либидо привнесло с собой в бессознательное определенные качества, и нередко это проявляется настолько, что уже по этим характеристикам можно увидеть, откуда берется либидо, активизирующее бессознательное. Есть яркие и общеизвестные примеры этого: когда ребенок начинает внутренне отделяться от родителей, у него возникают фантазии об эрзац-родителях. Такие фантазии, как правило, переносятся на реальных людей» (Jung 1928, 21). В таких случаях отчетливо проявляется принцип эквивалентности: «Практический опыт в це лом показывает нам, что психическая деятельность всегда может замещаться только эквивалентной; так, например, патологический интерес, чрезмерная фиксация на симптоме могут замениться только такой же интенсивной связью с другим интересом, поэтому и отделение либидо от симптома никогда не происходит без такой замены. Если замена имеет меньшую энергетическую ценность, то мы сразу же узнаем, что некое количество энергии надо искать где-то в другом месте - если не в сознании, то, значит, в бессознательном построении фантазий или в нарушении "parties superieures"2 физиологических функций (по меткому выражению Жане)» (там же, 23). Поэтому при энергетическом подходе к рассмотрению психики необходимо стремиться также к оценке бессознательных количеств. Это происходит косвенно. Как показывает ассоциативный эксперимент, изменения всегда касаются комплекса. «Констеллирующая сила его ядерного элемента соответствует его ценностной интенсивности, или его энергии» (там же, 14, 15). Мы можем оценить эту энергетическую составляющую, установив относительное число констелляций, воздействующих через ядерный элемент, и задав вопрос об относительной частоте и интенсивности аффективных сопутствующих явлений. Кроме того, у нас есть очень тонкое ощущение количества и качества аффектов у окружающих нас людей.

Наблюдения подобного рода фактически указывают на то, что активность бессознательного обратно пропорциональна активности сознания, что позволяет нам рассматривать психику в целом как относительно закрытую систему, в которой энергетические отношения подчиняются законам сохранения энергии.

То, что эту гипотезу по-прежнему часто отвергают, объясняется тем, что при наблюдении за энергетическими процессами внимание действительно необходимо сосредоточить на психике. Психическая энергия всегда была и остается «внутренней», то есть потенциалом между психическими позициями, из которых, однако, одну или другую часто скрывает внешний объект. Следовательно, когда говорят о «расходовании энергии» или о том, что она вкладывается в какой-либо объект, необходимо иметь в виду, что при этом проецируется цель человеческих устремлений. Психическую энергетику можно понять только при последовательном интровертированном рассмотрении. При этом, по мнению Юнга, речь идет о перемещении энергии в рамках архетипических противоположностей. Инстинктивному «должен» противостоит отображение «есть». Даже если в определенных ситуациях у человека порой возникает переживание неожиданного и даже переполняющего его притока энергии, то это переживание связано с появлением чуждого до сих пор сознанию архетипического образа. Это соответствует открытию и освоению новых источников энергии в физике, например, использованию в наше время атомной энергии, и не опровергает закона сохранения энергии.

Любая архетипическая противоположность образует мотив человеческого поведения, как, например, при наличии напряжения между неким императивом и мирной совместной жизнью или при наличии конфликтов в мире или в семье. Пожалуй, к наиболее мощным движущим силам человеческого поведения относится страх голода, противоположный желанию быть сытым, или, например, страх человека, что к нему будут относиться с презрением, противоположный желанию наслаждаться уважением к себе. Это два примера противоположных образов, которые составляют два крайних полюса архетипической ситуации. В первом случае речь идет о физическом существовании, во втором случае - о сохранении личностной целостности. Таким образом, мы подчиняем свою деятельность - обычно полностью не сознавая этого - архетипическим потенциалам и получаем оттуда необходимую энергию для утверждения себя в жизни. Мать получает свою энергию от материнского идеала, отец - от идеального представления об отцовском долге, и это делается всегда в противоположность пренебрежению этими основополагающими задачами. Врачи, психотерапевты, а также теологи и священнослужители черпают свою энергию из образа целителя. Впрочем, их успехи во многом зависят от того, удастся ли им найти верные образы для интерпретации болезни и пути исцеления. Служение и самопожертвование также представляют собой архетипические идеи, которые могут давать энергию для гуманного поведения, что наверняка прекрасно известно многим лидерам и вождям. Не надо особо подчеркивать, что представление о необходимости бороться за великие идеи - мощнейший источник энергии, равно как и то, что вожди и демагоги всех мастей не упускают возможности, прибегнув к архетипическим мотивам, воспользоваться энтузиазмом и трудовой энергией .многих людей. Здесь я имею в виду не только рекламу и политику, но и религиозные заповеди и воспитание. Интуитивный воспитатель знает об этих источниках энергии и использует их, привлекая идеалами, вместо того, чтобы угрожать и оказывать давление.

Разумеется, существует также воля, то есть сумма энергии, которой свободно располагает сознание (Jung 1921). Однако часто ее оказывается далеко не достаточно, если она не используется для того, чтобы подчинить деятельность новым приемлемым мотивам. Мы знаем, что первобытные народы используют ритуалы, то есть образные действия, чтобы перевести имеющуюся в распоряжении энергию с одного вид деятельности на другой. Для видов деятельности, которые требуют специфических умений, таких, как охота, война, полевые работы, строительство дома и т. д., у них есть специальные обряды инициации. Как правило, они предполагают достижение желаемого результата деятельности путем исполнения фиктивного действия. Б странах Европы до сих пор распространены весенние ритуалы, цель которых первоначально состояла в том, чтобы направить энергию, расходовавшуюся зимой или в межсезонье на хозяйственные дела, на полевые работы, требующие весной огромных усилий. В частности, Юнг приводит особенно яркий пример такой церемонии: «Крестьянин весенней ночью приводит на пашню свою жену и там совокупляется с нею, чтобы оплодотворить поле» (Jung 192S, 47). Аналогичную функцию, если рассматривать психологически, выполняют обычные и для нашего времени процессии, например, при освящении полей. Закладка фундаментного камня, спуск корабля на воду, школьные праздники в честь открытия нового учебного года и даже загородные поездки, проводимые на предприятии, также способны вновь пробудить жажду деятельности у людей, участвующих в этих мероприятиях, причем благодаря одному только переживанию общности. Вместе с тем самостоятельно работающему интеллектуалу такие ритуалы нужны еще больше, особенно если почти все свое время он работает в одиночестве. У писателей, художников и ученых нередко можно наблюдать определенные действия, которые выполняются совершенно одинаково каждый раз, когда они приступают к работе. По ассоциации с плодотворными рабочими часами в прошлом они таким образом и в этот раз направляют свой энергетический потенциал на желанные цели.

Такие взаимосвязи показывают, в какой мере наш энергетический подход ориентирован на конечную цель. Он помогает попять направленность, задаваемую архетипической целью. Каузальность и финальность - это мыслительные возможности, и «поскольку душе также присуща финалистическая точка зрения, в психологическом смысле недопустимо - и это одна из причин известной монотонности интерпретаций - относиться к психическому феномену исключительно с позиции каузальности. Символическое понимание причины, к которому мы приходим благодаря энергетическому способу рассмотрения, необходимо для дифференциации души. Ибо без символического понимания фактов они оказываются неизменными субстанциями, продолжающими действовать вечно, как, например, происходит при использовании старой теории сновидений Фрейда. Причина не обеспечивает развития. Для души reductio ad causanr 3 есть противоположность развития, она фиксирует либидо на элементарных фактах. С точки зрения рационализма это благо, но с точки зрения души - это безжизненность и безнадежная скука, хотя, конечно, фиксация либидо на базисных фактах для многих людей, бесспорно, просто необходима. Но когда это требование выполнено, душа уже не может довольствоваться этим и должна развиваться дальше, превращая причину в средство достижения цели и де лая ее символическим выражением пути, который надо пройти» (Jung 1928, 26). История культуры показывает нам, в какой степени подобным образом удается найти новое применение психической энергии. Она возникает из напряжения между природой и духом. Доместикация себя самим человеком высвободила большие потенциалы, которые нуждались в новых сферах приложения. Часто это происходило чуть ли не в игровой форме, что можно проследить в сочинениях схоластов и алхимиков, пока в результате вдруг не появлялись возможности, приводившие к новым формам развития. Преобразование инстинктивной энергии в духовные формы всегда происходит через метафору, связанную с влечением, то есть через символический образ. Юнг напоминает о том, что в древних культурах огонь добывали с помощью трения; - это очень трудоемкая работа, в ходе которой энергия, вероятно, черпалась из сексуальных представлений. В основе экспериментов алхимиков, пытавшихся

соединить самые разные вещества, лежали представления о связи мужчины и женщины. «Подобно тому, как электростанция подражает водопаду и благодаря этому овладевает его энергией, точно так же психическая машина подражает влечению и благодаря этому распоряжается его энергией» (там же, 1928, 46). В этом контексте Юнг цитирует разговор Иисуса с Никодимом в Новом Завете (Иоанн 3, 4). В нем формулируется не только евангелический замысел, но и стремление всех священных писаний, по возможности освободить психическую энергию от фиксации на конкретной цели, чтобы посредством символического понимания сделать ее доступной для духовного использования. Таким путем люди могут избавиться от принуждения влечений, что невозможно сделать волевым актом. Не произвол, а только символи­ческий аспект цели способен поднять энергетическую ценность на более высокий уровень (Jung 1912).

Эту функцию символа, обеспечивающую переход от одной установки к другой, Юнг назвал трансцендентной. Она играет важную роль в преодолении конфликтов и страданий: конфликты возникают из-за коллизий влечений. Там, где путем размышления и сознательного решения невозможно устранить противоречия между обязанностями или между долгом и желанием, вначале происходит только сознательная переработка проблемы. Если человек вытесняет какую-либо из несовместимых целей, то наступает обеднение личности или, хуже того, возникает невротическое расщепление. Но если мы справляемся со страданием и сохраняем несовместимые тенденции в сознании, то рано или поздно находим решение, которое объединяет противоречия. Оно предстает как спасительная идея, как образ, указывающий путь, как случайность, помогающая выйти из затруднительного положения, и т. д., и всегда находится по ту сторону сознания, где проявляется конфликт. То есть это решение символическое. Символы не изобретаются, а находятся, но их нужно увидеть и рас познать. Игнорирование безысходности здесь не поможет, и только обращение к проблеме, в конечном счете, способно помочь в беде. С этой целью мы должны погрузиться в болезненную ситуацию и соприкоснуться с возникающими фантазиями, какими бы сомнительными они ни были. «Если удается придать форму бессознательному содержанию и понять смысл того, что сформировалось, возникает вопрос, как Я ведет себя по отношению к этим фактам. Тем самым начинается столкновение между Я и бессознательным. Это вторая и более важная часть процедуры - сближение противоречий, возникновение и создание чего-то третьего: трансцендентной функции. На этой ступени главная роль принадлежит уже Я, а не бес сознательному» (Jung 1916, 99 100).

Энергетическую предпосылку трансцендентной функции Юнг усматривал в том, что прогрессивное либидо запруживается препятствиями и вследствие этого не толь ко возвращается к оставленным прежним формам поведения, но и достигает более глубоких слоев души, оживляя архетипические мотивы. То, что не было достигнуто в процессе развития, может быть наверстано в регрессивных фазах, а нерешенные проблемы могут быть переработаны задним числом (см. статью Р. Хайнца о регрессии в т. I). Вместе с тем в связи с архаическими мотивами могут быть намечены новые цели. При каузальном понимании регрессия может выступать, например, как фиксация на матери. Но если рассматривать проблему с энергетической точки зрения, либидо регрессирует к образу матери, «чтобы найти там ассоциации памяти, благодаря которым развитие может перейти, например, из сексуальной системы в систему духовную» (Jung 1928, 25).

Прогрессия означает продолжение жизни во времени. Это естественный процесс, движущей силой которого является напряжение, возникающее между днем сознания и ночью смерти. Это движение вперед, которое предполагает стойкое приспособление к постоянно меняющимся условиям внешней среды и которое снова и снова

прерывается отступлениями. В мифологии это полное препятствий движение вперед изображается в сказаниях о герое; используются также образы, заимствованные у природы: мы сравниваем жизнь героя, а также его прогрессию с движением Солнца. Именно это имел в виду Юнг, когда писал: «Из обволакивающих объятий утробы моря вырывается Солнце, победоносно взмывает вверх, а затем, оставляя полуденную высь и свои славные подвиги, снова опускается в материнское лоно моря, во все укрывающий и все возрождающий мрак ночи» (Jung 1912,454). Далее в этом же тек сте говорится о том, что жизнь - постоянная борьба с затуханием, насильственное и временное освобождение от постоянно подкарауливающей ночи. Но эта смерть есть внутреннее желание покоя. Все юное когда-нибудь станет старым, любая красота увядает и т. д. - но зато есть изменение!

Особый вклад Юнга в разработку проблемы потока энергии в жизни людей состоит именно в том, что он увидел в регрессии возможность изменения и обновления. С самого начала он интерпретировал инцестуозный мотив как обновляющую встречу с бессознательным. Сказания о герое содержат это же знание, выраженное в мотиве путешествия по ночному морю. Наиболее известное выражение этого мотива - в истории об Ионе в Ветхом Завете. Героя проглатывает огромное живот ное4, и он возрождается изменившимся. В научной формулировке это означает, что обратное движение либидо повышает ценность бессознательного заднего плана души, в результате чего бессознательное начинает постепенно влиять на сознание. Если к регрессии относиться не правильно, то она будет не просто восприниматься как застой, а проявляться в виде депрессии, состояния безнадежности, в котором нет будущего. «Природу блеска, а жизнь радости лишает именно то, что человек оглядывается назад на то внешнее, которое существовало когда-то, вместо того, чтобы всматриваться вовнутрь депрессивного состояния». «Депрессию следует рассматривать как бессознательный феномен компенсации, содержание которого, чтобы оно смогло стать в полной мере действенным, должно быть осознано. Это может произойти благодаря тому, что человек, следуя депрессивной тенденции, сознательно регрессирует и благодаря этому интегрирует оживленные воспоминания в сознание. Это соответствует двойственному намерению депрессии» (Jung 1912, 513).

По мере того, как разрешаются жизненные проблемы, старость становится все более бесконфликтной, спокойной и уравновешенной. Юнг сравнивает это более стабильное состояние пожилых людей с физической гипотезой о возрастании энтропии во вселенной, согласно которой космические потенциалы, которые можно сегодня выявить, постепенно сменяются общим выравниванием температуры. Как известно из опыта, подобное выравнивание присуще лишь относительно закрытым подсистемам. А раз мы рассматриваем психику как именно такую систему, то эта аналогия с физикой также весьма интересна и соответствует тому факту, что в юности человек живет гораздо более бурно, чем в старости, когда он приобретает спокойствие, и что убеждения оказываются тем прочнее, чем большим сомнениям они подвергались вначале.

В заключение хотелось бы сказать, что Юнг вместо теории влечений выдвинул энергетическую гипотезу. Она касается исключительно сферы инстинктов в психическом опыте. «Поскольку архетипы, регулируя, модифицируя и мотивируя, вмешиваются в формирование содержаний сознания, они ведут себя подобно инстинктам. Напрашивается мысль о том, чтобы соотнести эти факторы с влечениями и задать вопрос, не идентичны ли, в конечном счете, типичные образы ситуаций, которые, по-видимому, отображают эти коллективные принципы формообразования, гештальтам влечений, то есть паттернам поведения в целом» (Jung 1947, 235). Но поскольку энергетические потенциалы, связанные с этими архетипами, воспринимаются не только как инстинктивное принуждение, но и как душевное волнение, мы понимаем, что диапазон движущих сил психики достаточно широк - от банального влечения до переживания духа. Сознание, отличающееся разной степенью ясности, так сказать, скользит вдоль некой шкалы, говоря о которой, Юнг использовал сравнение со световым спектром. Более тусклое сознание ощущает, скорее, интенсивность архетипов, нежели оживление. Оно расположено ближе к «красному концу» шкалы, тогда как более ясное сознание благодаря соприкосновению с архетипами приобретает, например, религиозный опыт и расположено ближе к «фиолетовому концу» шкалы. «Инстинктивные движущие, силы души находятся, так сказать, в инфракрасной части спектра, а образ влечений - в ультрафиолетовой» (там же, 242). Ощущает ли себя человек движимым влечениями или делает выбор между идеями, он и любом случае руководствуется изнутри. «Не бывает аморфного влечения, поскольку у любого влечения есть образ своей ситуации. Оно всегда наполняет образ, обладающий прочными свойствами» (там же, 230). Этот опыт вытекает из аналитической работы и сам в свою очередь накладывает отпечаток на аналитическую работу по Юнгу, ибо терапевт-юнгианец верит в саморегуляцию психики, если только предоставить ей возможность свободного проявления и снабдить ее либидинозной энергией в форме заинтересованности и любви. «Умение давать совершаться событиям, деяние в недеянии, "позволение" Майстера Экхарта - все это стало для меня ключом, отворяющим двери, за которыми начинается путь: надо уметь позволять совершаться тому, что происходит в психике» (Jung 1929,13,14).

 

1 Различие между Юнгом и Фрейдом в понимании влечений заключается, с одной стороны,   к. в финалистическом подходе Юнга а, с другой стороны, и представлении Фрейда о дуальной природе влечений. Фрейд разграничивает либидо  и агрессию. Под либидо он подразумевает все, что каким-либо образом имеет отношение любви.

2 Высших частей (фр.)- - Примечание переводчика.

3 Сведение к причине (лат.). - Примечание :реводчика.

 4 Кит. - Примечание редактора.