ПОНЯТИЕ ИНДИВИДУАЦИИ У ЮНГА
Герхард Вер


КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ
Со времен Аристотеля и Плотина, Августина и поздней античности проблема индивидуации представлялась и обсуждалась во всевозможных формах и с самых разных позиций. И если молодой Лейбниц в сочинении «Disputatio metaphysica de principio individui» (Leibniz 1663) дает формулировку: «Individuum seipsum individuat», то есть «Индивид сам приходит к своей индивидуальности», то в этом, следуя за рассуждениями Г. Блюменберга (Bkimenberg 1959, III, 722), можно увидеть «выражение всей традиции проблемы индивидуации» (ср. также Jacobi 1965, 22 23). Действительное предстает «индивидуальным благодаря самому себе». Следовательно, принцип индивидуации, согласно которому общее входит в статус особого и тем самым конституирует суть индивидуального, относится к основным вопросам западноевропейской философии и истории культуры. При этом конфронтация индивида и общества, личного и социального существования воспринималась и продолжает восприниматься все более остро.
Имея в виду такой культурно-исторический фон, и прежде всего индивидуальную проблематику каждого отдельного человека, едва ли нужно специально объяснять, почему в современной глубинной психологии понятие индивидуации стало предметом обсуждения. Проблемой индивидуации занимались представители отдельных научных направлений, используя отчасти сходную, отчасти отличающуюся терминологию и вкладывая в это понятие собственное содержание. Если, например, Отто Ранк говорит об «индивидуализации» (Rank 1924) и считает развитие, происходящее в детстве, путем к обретению себя, то Эрих Фромм, хотя и пользуется введенными К. Г. Юнгом понятиями, такими, как «Самость» и «индивидуация», все же дает собственное определение и приходит к соответствующим теоретическим и практическим выводам. Согласно Фромму, индивидуализирующийся человек обретает самого себя, когда освобождается от исходно существующих природных и социальных уз и обретает свободу со всеми ее опасностями. Все, что происходит на этом пути индивидуации с отдельным человеком, когда он отказывается от безопасности прежних связей и предпочитает ей небезопасный индивидуальный путь, отражается, например, в индивидуальном процессе взросления и в исторически обусловленных эмансипационных устремлениях нового времени (Fromm 1941, 1950, 1955). Помимо представителей глубинной психологии, этим индивидуальным и общечеловеческим двойственным аспектом проблемы индивидуации занимался прежде всего основатель антропософии Рудольф Штейнер, рассматривавший человеческую историю как историю развития сознания, в которой человек как индивид, а также как член группы приходит к ощущению свободы и обретает свое истинное «Я» (свою Самость) (Wehr 1972,133 etc., 165 etc.)1.
В аналитической психологии Карла Густава Юнга индивидуация в конечном счете представляет собой центральное понятие (Jung 1962), которое приобретает значение прежде всего в аспекте самопознания и с точки зрения психотерапевтической практики. Юнг исходит из того, что каждый, кто проводит аналитическое или психотерапевтическое лечение, верит в смысл и ценность осознания остающихся в бессознательном частей личности, которые подвергаются сознательному отбору и критике. «В результате пациент соприкасается с проблемой и получает импульс обсуждать ее и решать на сознательном уровне. Это, однако, означает не что иное, как прямую провокацию этической функции, в результате чего активизируется и вся личность» (Jung 1931, 156).

О ВОЗНИКНОВЕНИИ ПОНЯТИЯ «ИНДИВИДУАЦИЯ» В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Такие понятия, как «целостность»2, «полнота психики», «самостановление» или «становление целостности личности», имеют в юнгианской психологии основополагающее значение, поскольку уже в раннем творчестве Юнга намечается тенденция, которую можно описать как путь, ведущий от интереса к инстинктивным движущим силам психики, к открытию целостности, выходящей за рамки отдельных психических факторов. У Юнга, по мере того как он, все больше и больше отмежевываясь от подхода Фрейда, постепенно находит свою особую тематику в глубинно-психологическом исследовании, этот путь соответствует обретению Самости. Лилиана Фрей-Рон характеризует процесс построения Юнгом его теории следующими словами: «В противоположность механистически-материалистической установке, характер¬ной для всего творчества Фрейда, Юнг уже в молодом возрасте рассматривал психические феномены, по существу, как части целого, которому они подчиняются. Если Фрейд придерживался картины мира, которая основывается на тотальной детерминации и возможности оценки событий, и надеялся прояснить комплексную структуру психики с помощью элементарных механизмов вытеснения, смещения и сгущения, то интерес Юнга был сосредоточен на понимании отношений между частичной и целостной личностью. Если Фрейд считал возможным разложить психику на элементарные составляющие, чтобы на основе изолированных механизмов (влечений) и отдельных процессов объяснить человека в целом, то Юнг делал акцент на целостности человеческой личности, чтобы рассмотреть и понять отдельные феномены» (Frey-Rohn 1969,100).
Нельзя сказать, чтобы эта тенденция проявилась у Юнга только в период разрыва с Фрейдом. Скорее, она содержалась - хотя и в скрытой форме - еще в его первых научных работах в виде представления о личности, которой предначертано обрести целостность. Так, например, эта тенденция проявляется уже в его диссертационной работе по медицине «О психологии и патологии так называемых оккультных явлений» (Jung 1902), где начинающий невропатолог допускает возможность «характерологических новообразований или попыток будущей личности прорваться наружу», «которые вследствие особого рода проблем связаны со своеобразными нарушениями сознания...» (там же, 88). При этом речь, очевидно, шла не только о принятии общего проспективного подхода (например, при толковании сновидений) - так как Альфонс Мёдер, в частности, тоже отошел от идей Фрейда, когда стал говорить о «финалистическом способе рассмотрения», - путь развития, проторенный глубинной психологией Юнга, подтверждает, скорее, тезис о том, что человек представляет собой существо, находящееся на пути к становлению целостности, даже если он, в лучшем случае, сумеет пройти лишь отдельные стадии и не достигнет полной завершенности в имманентности, что было бы равносильно исполнению мечты человечества о вечном блаженстве.
Пытаясь найти первый кульминационный момент в понимании психической индивидуальности в аналитической психологии, мы приходим к выводу о том, что такой момент приходится, пожалуй, примерно на 1921 год; тогда была сформулирована типологическая теория, хотя представления об «индивидуальности» в психологическом

смысле, а также об «индивидуации» содержатся уже в работе «Структура бессознательного» (Jung 1916, 335) (ср. также Frey-Rohn 1969). Достигнутое в те годы понимание выражается, например, в следующем тезисе: «(Психологический) индивид, или психологическая индивидуальность, существует бессознательно априори; сознательно же он существует лишь постольку, поскольку сознает свое отличие от других индивидов». И далее: «Необходим сознательный процесс дифференциации, необходима индивидуация, чтобы сделать индивидуальность сознательной, то есть чтобы извлечь ее из идентичности с объектом» (Jung 1921,479). В этом контексте Юнг приравнивает идентичность индивидуальности с объектом к ее бессознательности; из этого, в свою очередь, следует, что психологический индивид, по сути, пока еще вовсе не существует, и в лучшем случае речь может идти лишь о «коллективной психологии сознания».
Направление цели, которое задает юнгианская теория, можно, пожалуй, обозначить с помощью сформулированного примерно в то же самое время (около 1920 года) тезиса, в котором устанавливается связь между движущими силами влечений и целостной структурой или тенденцией к ее формированию: «Полиморфизму примитивной инстинктивной природы в качестве регулятора противостоит принцип индивидуации; многообразию и полной противоречий раздробленности противостоит контрактивное единство, сила которого столь же велика, как и сила влечений» (Jung 1928a, 56). Примечательно, что Юнг в этой связи обращает внимание на противоречивую структуру психики, из-за чего он иногда обозначает обе стороны, то есть инстинктивную сторону и принцип целостности, как «природу и дух», которые представляют важнейшие факторы саморегуляции психики. Эта «проблема противоречий» и ее решение играют важную роль в творчестве К. Г. Юнга в целом и в аспекте индивидуации в частности (см. также статью Л. Шлегеля в этом томе).
То, что в ранних работах Юнг вначале приводит лишь фрагментарно, чтобы затем доказать и уточнить это с помощью углубленного исследования, в более поздних своих сочинениях он описывает более детально; при этом он зачастую обращается к казуистическому материалу из терапевтической практики, например, в основополагающей работе «Отношения между Я и бессознательным» (Jung 1928b), а затем в прочитанных в 1933 и 1934 годах в Асконе в обществе «Эранос» лекциях «Об эмпирике процесса индивидуации» (Цюрих, 1934) и «Символы сновидений процесса индивидуации» (Цюрих, 1936)3.
Эта идея об индивидуации, занимавшая Юнга всю жизнь, получила свою окончательную формулировку в его фундаментальном труде, написанном уже в пожилом возрасте, «Mysterium Coniunctionis» (1955), который автор охарактеризовал как исследование разделения и соединения психических противоположностей в алхимии. Письма, написанные Юнгом в последние годы жизни, также подтверждают, что даже перед лицом критики, например, со стороны теологов, он не мог не «проследить необозримые направления на пути индивидуации и ее символику» (Jung 1973, 296).

РАЗЛИЧНЫЕ АСПЕКТЫ ПОНЯТИЯ ИНДИВИДУАЦИИ

Пытаясь дать здесь однозначное определение понятия, охватывающего все самые важные характеристики процесса индивидуации, мы сталкиваемся с затруднением, обусловленным, в конечном счете, самим предметом исследования. Понятия проистекают из сферы рациональной логики, области измеримого, того, что поддается учету и исчислению, то есть из той области, где расположено Я. Но в тот момент, когда оказывается, что бессознательное представляет собой качество, выходящее за пределы сознательного Я, и проявляет свою собственную энергетику, причем отличающуюся от той, которую считает вероятной рациональное исчисление или планирование, определение понятия оказывается недостаточным. Дело в том, что в этом случае мы
пытаемся втиснуть многомерную действительность в одномерные рамки понятия. А это равносильно редукции.
Если Юнг вообще был готов давать «определения», то только после долгих сомнений и с соответствующими оговорками, как, например, в приложении к своему труду «Психологические типы» (1921). Но дилемма проявляется также и там, ибо он вынужден признать, «что именно в психологических работах даже самое бережное обращение с понятиями и выражениями не может быть чрезмерным...» Хотя такие понятия, как «мера и количество доступных элементарных фактов» также существуют в психологии, чему он сам привел доказательство4, с помощью экспериментального метода понять человеческую душу все-таки невозможно.
Юнгу пришлось предпослать своим объяснениям и определениям оговорку, что «он отнюдь не хочет сказать, будто такое употребление (дефиниций) при всех обстоятельствах - единственно возможное или безусловно правильное» (Jung 1921, 444, 445).
Если эти слова применить к понятию индивидуации, то это будет означать следующее: мы не можем ожидать от Юнга понятийной определенности сродни математической формуле - скорее, речь идет о характеристиках, соответствующих определенным аспектам психической действительности, а также действительности, на которую указывает словосочетание «процесс индивидуации». Пожалуй, этим объясняются также и неустанные попытки Юнга все время по-новому описывать динамику и цель, ступенчатый характер и эмоциональное содержание процесса индивидуации. Каким бы несовершенными и уязвимыми для критики ни показались подобные усилия логически мыслящему человеку, их ценность для практической жизни и для экзистенциального понимания человека очевидна: для Юнга важно не то, что человек оценивает свои переживания и страдания по неким абстрактным понятийным схемам, а то, что он пытается обрести себя - и для описания этого процесса, в конечном счете, нет ни достаточно разработанной типологии, ни готового определения.
Таким образом, объяснения Юнга, которые порой предстают у него в виде «определений», можно сравнить с дорожными знаками, указывающими путь индивидуации. Они помогают найти этот путь тому, кто хочет его пройти, но отнюдь не претендуют на исчерпывающее описание процессов. При этом Юнг всегда имеет в виду процессуальный характер психической действительности. С этой оговоркой и следует воспринимать высказывания Юнга по поводу используемых им психологических понятий.
Таким образом, процесс индивидуации, понимаемый как целенаправленный процесс самоосуществления, соответствует диалектическому взаимодействию между содержаниями бессознательного и сознания. Особенно это относится к тем случаям, когда индивидуацию наблюдают, будь то в ситуации оказания психотерапевтической помощи или в процессе наставничества, например, на пути духовного воспитания в рамках восточных и западных практик посвящения. «Индивидуация означает: стать отдельным существам и, поскольку мы понимаем под индивидуальностью нашу самую сокровенную, последнюю и ни с чем не сравнимую уникальность, стать самим собой. Поэтому "индивидуацию" можно было бы также перевести как "восамление" или как "самоосуществление"» (Jung 1928b, 191). Чтобы избежать постоянно возникавших недоразумений, Юнг указывает на то, что использование понятия «Самость» не говорит ни о какой-либо форме «самостного» эгоизма, ни об индивидуализме, в каком бы виде он ни проявлялся. Два этих понятия Юнг разграничивает следующим образом: «Индивидуализм есть преднамеренное выпячивание и подчеркивание мнимого своеобразия в противовес проявлению уважения к коллективу и выполнению обязательств перед ним. Индивидуация же означает как раз более совершенное и более полное исполнение человеком своего коллективного предназначения, поскольку

достаточное проявление своеобразия индивида оставляет надежду на лучший социальный эффект, нежели пренебрежение или даже подавление этого своеобразия» (там же). Поскольку в своих разных работах Юнг использует понятие индивидуации прежде всего с точки зрения проблематики зрелости, которая обычно наступает в середине жизни, иногда создается впечатление, что индивидуация происходит исключительно во второй половине жизни, то есть примерно после тридцати пяти лет. Между тем Юнг стремится разделить две основные тенденции, которые проявляются в первой и во второй половине жизни и, если рассматривать жизнь как целое, в конечном счете осуществляют по отношению друг к другу компенсаторную функцию. Конкретно это означает следующее: в первой половине жизни человек выстраивает свое сознательное Я, высвобождая себя из связей, передающихся из поколения в поколение, например, уз родительского дома и соответствующей традиции, обеспечивает свое собственное существование и с позиции своего Я утверждает себя в жизни. Психологическая «инверсия» нужна постольку, поскольку во второй половине жизни человеку необходимо выйти за пределы достигнутого «эгоцентризма», обогатив сознательное Я бессознательным, и, таким образом, достигнув целостности, Самости, в которой объединены сознание и бессознательное.
В чем состоит смысл и цель процесса индивидуации? Ответ Юнга относится не только к психическим процессам второй половины жизни; ибо смыслом и целью «является осуществление личности, изначально заложенной в зародыше, во всех ее аспектах. Речь идет о создании и проявлении изначальной, потенциальной целостности» (Jung 1917, 120). Строительные элементы для создания этой целостности закладываются у человека уже на ранних стадиях развития. Более того, они заложены в самом бытии человека, хотя в понимании Юнга индивидуация проявляется только во второй половине жизни, а именно в ситуациях возникающих кризисов, которые необходимо преодолеть5.
Ввиду того, что Юнг посвятил детству всего лишь несколько небольших исследований (например, работы «Аналитическая психология и воспитание» [1926], «Конфликты детской души» [1909] и т. д.), может сложиться вышеупомянутое неверное представление, будто динамика процесса индивидуации ограничивается второй половиной жизни. Ученики Юнга - среди них Френсис Виккес (Wickes 1931), Майкл Фордхэм (Fordham 1955), Иоланда Якоби (Jacobi 1965) и другие - пытались внести некоторые поправки, то есть дополнить и разъяснить представления Юнга. В результате понятие индивидуации в аналитической психологии охватывает всю жизнь человека, поскольку она неразрывно связана с бытием и становлением личности. Кроме того, нельзя забывать, что в определенные моменты жизни индивидуация может принимать особую форму, присущую индивидуальной судьбе. Она представляет собой «врожденную возможность», которая может реализоваться совершенно по-разному, но может так и остаться нереализованной.

ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ ПРОЦЕССА ИНДИВИДУАЦИИ

Если верно утверждение, что человеческой психике присуща тенденция к становлению целостности, то тогда индивидуация представляет собой комплекс событий и особого рода жизненную задачу. Ее можно охарактеризовать следующими словами: человек должен стать тем, кем он предрасположен быть. Это самостановление может происходить двояко: во-первых, как некий природный процесс, в котором данный человек с инстинктивной уверенностью идет своим путем и живет посредством присущих ему способов, то есть без особого, целенаправленного развития своих сознательных способностей. При этом - в зависимости от своей личной мировоззренческой и религиозной ориентации - он может говорить об организующей власти судьбы (идея кармы) или о Божьем велении. Иоланда Якоби называет это «целенаправленным динамизмом, путем развития, которому подчинено все живое» (Jacobi 1965,25).
Опыт показывает, что этот естественный, автономно протекающий процесс, в котором происходит конфронтация с бессознательным, наталкивается на значительное сопротивление во внешнем мире. Преобладание экстравертивных сил в современной цивилизации не предоставляет индивиду достаточного пространства для индивидуального построения жизни в рамках исторически сложившихся жизненных форм. Его внимание в значительной степени поглощается ориентацией на внешний мир с его вечной спешкой, профессиональными стрессами, преобладанием сфер потребления и развлечения, и из-за этого он не задается вопросами о смысле существования человека. Побуждаемый «тайными соблазнителями» рекламы, средств массовой информации и создаваемой ими тенденции к коллективному нивелированию, «управляемый извне» человек (Ricsman 1950) рискует «потерять душу»6; он уже не обретает себя самого; и это означает, что у него не происходит индивидуация. Как известно, духовный и душевный дефицит проявляется самыми разными способами, не в последнюю очередь - в том, что человек обращается за психотерапевтической помощью.
Практически это означает то, что задержанный, более того, нарушенный в своем естественном течении процесс самостановления человека нуждается в стимуляции и переориентации. При этом необходимо сделать осознанными сопротивление и препятствия, существующие в самом человеке. То, что на первый взгляд можно отнести к психопатологии, например, обусловленные разными причинами невротические расстройства, из-за которых данный человек обращается к врачу, не лишено позитивного аспекта. Психотерапевтическое сопровождение процесса индивидуации способствует тому, что относящийся к сущности человека процесс самостановления или созревания как таковой отнимается у бессознательного и, по меньшей мере частично, становится доступным сознательному наблюдению. Во всяком случае, человек, угнетенный недугом, имеет шанс достичь большей сознательности.
При психотерапевтически сопровождаемой индивидуации, когда аналитик следит за ходом конфронтации своего анализанда с бессознательным, анализанд не просто подвергается воздействию своего бессознательного. «Лечение», применяемое в аналитической психотерапии, представляет собой, скорее, метод диалога между анализандом и аналитиком. В сущности, оно заключается в том, что они совместно пытаются понять продукты бессознательного, то есть сновидения, мысли, ассоциации, фантазии, образы и т. д., чтобы анализанд мог учитывать их и, следовательно, реализовывать в повседневной жизни. Определяя характер взаимодействия бессознательного и сознания, Юнг писал: «Когда лечение происходит указанным образом, ведущая роль принадлежит бессознательному, на долю же сознания приходятся критика, выбор и решение. Если решение оказалось правильным, это подтверждается сновидениями, которые указывают направление дальнейшего движения; в противном случае следует корректировка со стороны бессознательного. Таким образом, ход лечения представляет собой нечто вроде продолжающегося разговора с бессознательным» (Jung 1917,121).
В дополнение к этому следует отметить, что Юнг ценил этот сознательно протекающий и сознательно формируемый процесс индивидуации за достигаемый рост самосознания выше, чем автономно-естественный процесс, который мог оказаться лишенным этого роста понимания и сознательности 7.
Однако Юнг указывает также на то, что, с другой стороны, естественный процесс индивидуации стал для него «моделью и путеводной нитью» разрабатываемого психотерапевтического метода (там же, 120). Тем самым в ходе своих рассуждений мы пришли к тому пункту, где можно перейти к обсуждению вопроса об отдельных стадиях и своеобразном мире образов процесса индивидуации.

СТАДИИ ПРОЦЕССА

Процесс индивидуации как «путь развития и созревания души» (Jacobi 1965, 46) нельзя понимать как прямолинейный путь. В общем, его цель - самоосуществление в указанном смысле - понятна. Тем не менее у человека, вступающего на этот путь, независимо от наличия или отсутствия терапевтического сопровождения, бывают шаги вперед и отступления назад, прогрессия и регрессия. Когда Юнг и его ученики описывают стадии и ступени процесса индивидуации, речь не идет об индивидуально-экзистенциальной последовательности процесса. В сущности, он носит ступенчатый и кризисный характер, присущий человеческой жизни в целом.
Уже в относительно раннем детстве, по мере формирования Я-сознания, происходит встреча с бессознательным и одновременно возникают соответствующие проблемы, хотя следует отметить, что восприимчивость к подобным явлениям у людей существенно различается. Речь идет о тех ситуациях, в которых подрастающий человек впервые обнаруживает, что он мечтает, предается фантазиям, или в которых он сталкивается со злом, с чем-то негативным, знакомится со своей половой ролью и половой ролью других людей, и, наконец, в которых он начинает задаваться вопросом о смысле своих поступков, своей жизни и своих страданий. Эти и им подобные переживания соответствуют самым первым этапам на пути человеческого развития, о котором Эрих Нойманн говорит: «Соответственно, перед вырастающим из первичных отношений и врастающим в социум ребенком стоит задача осуществить подчиненное филогенетическому развитию психическое развитие, освободиться от фиксации в бессознательном и вступить в двойственное бытие взрослой психики, которая одновременно является бессознательной и сознательной» (Neumann 1963,104).
Здесь Юнг указывает на то - и это подтверждается разнообразными данными, - что собственно процесс индивидуации, «сознательная конфронтация с внутренним человеком или собственным центром души», как правило, начинается с определенных проблем, отчаяния, страдания, кризиса. При этом соответствующее жизненное препятствие рассматривается лишь в негативных, болезненных аспектах, а того, что в негативно воспринимаемом скрывается шанс, «обращение» либо, по меньшей мере, «призыв» или апелляция к изменению жизни, данный человек, как правило, не замечает (v. Franz in: Jung 1968,166). Соответственно зло он видит в других людях, то есть причина проецируется на них: на порождающих проблемы современников, на неблагоприятные отношения, на нуждающееся в переменах общество и т. д. Все эти проекции совершаются бессознательно, то есть проецирующий твердо уверен в том, что он всего лишь невинная жертва других людей.
К этому добавляется еще один факт, тесно связанный с задачей индивидуации: наряду с формированием и укреплением Я возникает та часть психики, которая обращена к внешнему миру, где человек играет определенную социальную роль, и с помощью которой он приспосабливается к своему окружению, демонстрируя типичное, например, обусловленное профессией, ролевое поведение. Возникает опасность спутать эту функцию приспособления - Юнг говорит о «Персоне» (то есть о маске) - с индивидуальностью. При этом сама по себе эта Персона не представляет собой ничего «истинного» - она является исключительно полезным инструментом Я, позволяющим выполнять повседневные задачи в социальной сфере. Если человек идентифицируется с Персоной, похожей на маску, то это угрожает его индивидуальному бытию. «Цель индивидуации - не что иное, как освобождение Самости от лживых покровов Персоны, с одной стороны, и суггестивной власти бессознательных образов - с другой...» (Jung 1928b, 192).
Под самостью Юнг понимает «вышестоящую по отношению к сознательному Я величину. Она охватывает не только сознательную, но и бессознательную психику и поэтому, так сказать, представляет собой личность, которой мы также являемся» (там же, 195). И именно эту потенциально связанную с человеческим бытием фигуру необходимо развить путем самостановления.
В начале процесса индивидуации от человека требуется не только научиться четко отделять свое истинное ядро личности от направленной на внешний мир Персоны, но и распознавать остававшиеся до этого бессознательными проекции. Имеются в виду оттесненные Я в бессознательное компоненты личности, составляющие «альтер эго», «другую сторону Я», которую Юнг метко называет «Тенью». «Фигура Тени персонифицирует все, что субъект не признает и что все же снова и снова- прямо или косвенно - навязывается ему, то есть, например, неполноценные черты характера и разного рода неприемлемые наклонности» (Jung 1939, 265).
Осознание личной Тени на пути индивидуации - Юнг говорит также о Тени, относящейся к коллективному бессознательному, - представляет собой обретение доступа к бессознательному. Тем самым «переработка» Тени означает начало аналитической работы. Как показывает опыт, осознание Тени, связанное с отказом от соответствующих проекций Тени, сопровождается значительным сопротивлением. Ибо на этой стадии процесса индивидуации человеку мало просто рационально признать личные недостатки или слабости. Такая операция затронула бы лишь бессознательное Я, оставив без изменения глубоко расположенные, а потому бессознательные области психики, на прояснение которых этот процесс направлен.
Поэтому для осознания Тени от человека требуется достаточная степень моральных усилий, без которых преодолеть последующие ступени невозможно. «Ибо только тогда, когда мы научились отделять себя от своей Тени, признав ее реальность как часть нашего существа и навсегда сохранив у себя это знание, может произойти конфронтация с остальными парами противоположностей психики» (Jacobi 1967,175). Речь идет о том, чтобы без каких-либо оправданий или обесценивания принять экзистенциальное, не лишенное недостатков Я (см. также статью X. Прокопа в этом томе).
На более поздней ступени процесса индивидуации человек встречается с новой парой противоположностей, когда сталкивается с таким же бессознательным, как и Тень, так называемым «образом души». Как показывают образы сновидений или фантазии, проистекающие из бессознательного, речь идет о противоположной у разных полов персонификации в личном бессознательном, то есть о представленной в виде женского образа «Аниме» у мужчины и проявляющемся в мужском образе «Анимусе» у женщины. Если Персона служит посредником между Я и его «внешним» миром, то образ души в виде Анимуса или Анимы служит посредником между Я и бессознательным внутренним миром (Jung 1928b, 206~233).
В отличие от задач первой половины жизни, когда обычно происходит встреча с внешним партнером, во второй половине жизни должна установиться психическая связь. Должен быть распознан образ души. И здесь тоже требуется отказ от проекций на реального человека (противоположного пола). Это соответствует обогащению сознания, например, в форме вдохновения творческого человека своей Анимой, что, в свою очередь, может проявиться в его профессиональной деятельности (см. также статью X. Прокопа в этом томе). Такое приобретение очень важно для второй половины жизни, поскольку жизненный кризис, обычно наступающий примерно в 35-летнем возрасте, свидетельствует о том, что природные дарования и творческие силы юности иссякают и должны быть получены новые импульсы (ср. также Wolff 1959,159).
Творческие силы и импульсы, приобретенные благодаря интеграции Анимы или Анимуса, указывают на достижение следующей фазы в процессе индивидуации. По Юнгу, она характеризуется как осознание архетипа «Мудрого старца» или «Великой матери». Тем самым, по его мнению, мужчина по-новому познает принцип логоса, а женщина - принцип эроса, или материи. Юнг говорит о формировании своего рода «мана-личности», с помощью которой становится возможным расширение сознания. «Осознание содержаний, которые выстраивают архетип мана-личности, означает для мужчины второе и истинное освобождение от отца, для женщины - от матери и, тем самым, обретение впервые собственной индивидуальности» (Jung 1928b, 257, 258). Юнг рассматривает это в соответствии с характером духовно-религиозных ритуалов инициации, в которых человек «рождается заново», и это сопоставимо с церемонией посвящения детей во взрослое состояние в первобытных племенах или, например, с христианским обрядом крещения, когда он еще совершался как ритуал посвящения детей во взрослых (ср. 1975, 1975а, 53 etc.)8.
Если удается интегрировать мана-личность, не допустив того, чтобы нуминозная сила ее образа вызвала опасную инфляцию, при которой человек впадает в истерию, то тогда достигается последняя и окончательная стадия объединения противоположностей - фаза становления Самости. В качестве «величины, стоящей над бессознательным Я», Самость представляет собой последний постижимый аспект человеческой психики. Если рассматривать Самость в рамках процесса индивидуации, то она выступает как конечная фаза пути; но это всего лишь один из возможных аспектов, поскольку Самость должна рассматриваться и как основа, на которой выстраивается сфера психики, то есть благодаря которой психические процессы управляются и упорядочиваются иначе, чем с помощью рационального Я-сознания.

ОБРАЗЫ ПРОЦЕССА

Процесс индивидуации выражается в самых разных смысловых образах и символах, которые порождаются бессознательным. Речь идет о фигурах, с помощью которых становятся наглядными процесс становления целостности, этапы пути и образ цели.
На вопрос, как же выглядят образы процесса индивидуации по отдельности и какие мотивы им прежде всего присущи, коротко можно ответить так: невозможно ограничить или назвать по отдельности все изобилие символических фигур. Поскольку процесс индивидуации как «универсальный закон жизни» указывает на «архетипическую основу», которая «обнаруживается повсюду с примерно одинаковой формальной закономерностью» (Jacobi 1965, 74), к этому комплексу можно отнести все те образные содержания и группы мотивов, в которых звучит тема рождения, жизни и смерти, возрождения и новой жизни, преодоления разобщенности и мотив целостности.
Благодаря глубокому знанию мифологии, истории религии и культуры К. Г. Юнг сам обратил внимание на то, что мотив возрождения представляет собой идею, которую можно отнести к самым древним идеям человечества в целом. «Эти древние идеи основываются на том, что я называю "архетипом"9. Все идеи, касающиеся надчувственной сферы, в своей основе всегда определяются архетипом, поэтому неудивительно, что сходные идеи о возрождении встречаются у самых разных народов. В основе этих идей, по-видимому, лежит психическое явление, которым психология должна заниматься, отбросив в сторону все метафизические и философские гипотезы о значении таких идей» (Jung 1950,46). Здесь мы вынуждены довольствоваться указанием на то, что Юнг еще в своих ранних трудах, например в «Метаморфозах и символах либидо» (1912), описывал и сравнивал между собой такой материал - отчасти исторический, отчасти полученный из психотерапевтической практики. Отдельно отметим мотивы, имеющие отношение к алхимии, восточной, а также западноевропейской христианской религии, при этом особую роль играет символика мандалы и четверицы10. Здесь следует обратить внимание на то, что древний символ мандалы (то есть круга) может появляться на самых разных стадиях окружности вокруг центра, и процесс становления Самости, сам по себе он не выражает какой-либо особой стадии развития, на которой находится человек (ср. также Jacobi 1967, 175).

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

То, что представления Юнга об индивидуации трудно облечь в понятийную форму, поначалу может показаться недостатком. Но если рассматривать такое изложение с точки зрения психической реальности, оно оказывается плюсом, поскольку позволяет избежать догматического ограничения понятий, и поэтому остаются открытыми пути для последующих исследований. Ибо: «Научный термин "индивидуация" отнюдь не означает, что речь здесь идет об известном и до конца проясненном факте. Он всего лишь обозначает пока еще малоизученную область процессов центрирования в бессознательном, влияющих на формирование личности. Речь идет о жизненных процессах, которые с давних пор в силу своего нуминозного характера давали важнейший стимул к символизации» (Jung 1952, 646, 647).
Подобные жизненные процессы как акты особого рода лишь с большим трудом поддаются понятийному определению. Поэтому особое внимание - свое и своих учеников или пациентов - Юнг обращал на эмоциональное понимание. Например, опыт, который можно получить в процессе учебного анализа, подтверждает обоснованность подобных указаний гораздо более убедительно, чем рациональное объяснение. Поэтому эпилог к своему труду «Психология и алхимия» Юнг завершает следующими словами: «Весьма сомнительно, чтобы разум, в конечном счете, был подходящим инструментом для этого. Не зря алхимия называет себя "искусством", правильно чувствуя, что речь идет о процессах созидания, которые понять по-настоящему можно только через переживание, а на интеллектуальном уровне их можно разве что обозначить. Сами алхимики говорили: "Rumpite libros, ne corda vestra rumpantur" (''Разорвите книги, от этого ваши сердца не разорвутся!"), хотя, с другой стороны, они настаивали как раз на изучении книг. Пожалуй, именно переживание подводит к пони манию... Хотя индивидуальные формы переживания чрезвычайно разнообразны, они все же, как показывает алхимическая символика, варьируют вокруг определенных центральных, универсальных типов. Это те древние образы, из которых каждая конфессия выводит свою абсолютную истину» (там же, 647, 648).
К этому добавляется еще один важный аспект, который нельзя оставлять без внимания: очевидно, что психическую тотальность нельзя понять, применяя исключительно каузальный, то есть ретроспективный аналитический способ рассмотрения. Здесь следует применять, как это последовательно пытался делать Юнг, проспективный подход. Тем самым постепенно развертывающаяся жизнь предстает как процесс. Упорядочивающиеся факторы становятся доступными наблюдению, и по мере того как вырисовывается «первопричина неизвестных данностей», стоящая как за биологическим явлением, так и за психическими процессами, появляется возможность разгадать смысл жизни в целом и смысл человеческого существования в частности (Jaffe 1967)11. Вышестоящие психические механизмы недоступны Я, человек вообще не может ими управлять или как-либо манипулировать ими.
Итак, мы обозначили один из тех пунктов, в котором аналитическая психология имеет нечто общее с религиозной тематикой. Его стоит обсудить особо в общем религиозном, а также в специфически христианском контексте, поскольку самопознание, или самостановление, и религиозный опыт, или соприкосновение с Христом, хотя и не идентичны, но все же, пожалуй, имеют сопоставимые психологические структуры и формы проявления (ср. Wehr 1974, 1974b).
И если в силу важных причин человек сегодня больше спрашивает о пути к истине, чем о самой истине, потому что истина без пути к ней мертва, то круг замыкается; ибо путь к истине не может быть объективным путем, который можно раз и навсегда описать. Этот путь, скорее, имеет индивидуальные черты. Каждый индивид - созидатель на этом пути и в то же время созидатель самого пути: «Это и есть тот процесс самопознания, который мы психологически называем процессом индивидуации» (Barz 1973, 152).


1 В этой связи см. рецензию в журнале «Zeits-chrift fLir Analytische Psychologic und ihre Grenzgebiete» 4. Jahrg., April 1973, S. 219 220.
2 Юнг и Нойманн говорят о «целостности» и «тотальности», чтобы выразить прежде всего желанный творческий синтез. С этих позиций «целостность» можно рассматривать как результат процесса интеграции, при этом особое внимание уделяется интенсиональному и динамическому аспектам. Кроме того, в работе «История происхождения сознания» (Neumann, Urspriingsgeschichte des BewuBtseins. 1949, 443) Нойманн говорит о «возникающей целостности как результате процесса индивидуации».
3 Упомянутые эраносовские лекции, первоначально опубликованные в ежегодниках объединения «Эрянос» в 1933-м и 1936 году соответственно, в переработанной форме пошли в книги К. Г. Юнга «Фигуры бессознательного» (Цюрих, 1950), Собр. соч. IX, I, и «Психология и алхимия» (1944), Собр. соч. XII.
4 К. Г. Юнг сам указывал на возможность измерения определенных психических феноменов и реакций, например, в своей ранней работе «Диагностическое исследование ассоциаций» (1906), Собр. соч. II.
Ср. т. I подготовленного К. А. Майером «Учебника комплексной психологии Юнга», озаглавленный «Эмпирика бессознательного» (Цюрих, Штутгарт, 1968).
5 Ср. в статье Й. Шторка (в т. II) раздел, посвященный Маргарет С. Малер. В ходе исследования детей она установила, что процесс индивидуации осуществляется как выход из ранних симбиотических отношений матери и ребенка. Она и другие детские аналитики сумели также показать, каким образом эта способность к индивидуации нарушается процессами, происходящими в семье ребенка.
См. также статьи И. Шторка (в т. II) и К. Адамса (в т. III) об Эрике X. Эриксоне. Он описал раннюю фазу индивидуации как стремление к автономии. Рассматривая пубертат, он говорит об обретении идентичности, а на более поздних стадиях жизни взрослого человека, согласно Эриксону, происходит интеграция, выступающая в качестве возможного последнего этапа процесса индивидуации, который продолжается на протяжении всей жизни.
6 В этой связи см. работу Вильгельма Биттера «Потеря души". Психотерапевт анализирует современное общество» (Bitter, Der Verlusf der Seele. Em Psychotherapeut analysiert die inodern Gese]lschaft\ 1969). Кроме того, следует сослаться на сообщения сделанные на проводившихся в Штутгарт е конференциях Международного общества врачей и психологов (современное название: Международное общество глубинной психологии), которые Вильгельм Биттер издавал с 1951 по 1974 годы; с 1975 года они выходят под редакцией Петера Михаэля Пфлюгера.
7 Вероятно, однако, что индивидуация без расширения сознания или эмансипации вообще невозможна.
8 К. Г. Юнг: «Требование христианского таинства крещения означает поворотный пункт, имеющий огромное значение в духовном развитии человечества. Крещение наделяет человека реальной душой; и это происходит не благодаря частному, магическому, баптистскому обряду крещения, а самой идее крещения, которая извлекает человека из архаичной тождественности с миром и превращает его в существо, превосходящее мир. То, что человечество достигло высоты этой идеи, является в самом глубоком смысле крещением и рождением духовного, неприродного человека» (цит. по: Jacobi, Die Psy- chologie С. G.Jungs, 1967. 205).
9 К. Г. Юнг проводит четкое различие между архетипом, остающимся безобразным, и архетипическим проявлением, утверждая: «Понятие архетипа выводится из многократных наблюдений, например, того, что мифы и сказки мировой литературы содержат определенные, всегда и вез¬де повторяющиеся мотивы. Эти же мотивы мы встречаем в фантазиях, сновидениях, делириях и бредовых идеях современных людей. Эти типичные образы и взаимосвязи называются архетипическими представлениями. Чем они отчетливее, тем сильнее они окрашены эмоционально... Они производят сильнейшее впечатление, человек оказывается под их влиянием и очарованием. Они проистекают из непредставимого архетипа, бессознательной предварительной формы, которая, по-видимому, относится к унаследованной структуре психики и поэтому может также повсюду выступать в качестве спонтанного явления» (С. G. Jung in: Das Gewissen. Studien aus dem С G.Jung Institut. 1958,199 200).

10 Кватерность, или четверицу, Юнг считает логической основой любого «целостного суждения», затрагивающего четыре аспекта проблемы. В своей типологии он учитывает это требование, выделяя четыре типа функций (ощущение, мышление, чувствование, интуицию), при этом одна из этих функций «неполно¬ценная». Она воплощает четвертый принцип. Задача индивидуации состоит в том, чтобы эту четвертую функцию, находящуюся в тени бессознательного, сделать сознательной (см. также работу Юнга «Символика духа», 1953, 399).

11 Вышеупомянутый реалистический аспект процесса индивидуации автор подчеркивает на странице 93: «Индивидуация осмысленно происходит лишь в повседневном существовании: позитивное отношение к жизни, к ее банальности и чрезвычайности, внимание к телу и его требованиям - такое же непременное условие, как и отношения с другими людьми. Чем больше проявляется духовное качество Самости, чем шире благодаря интеграции душевных содержаний становится сознание, тем глубже должен укорениться человек в действительности, в своей земле, в своем теле, и тем с большей ответственностью он должен быть связан с близкими ему людьми и внешним миром; ибо "земная сторона" архетипа и его инстинктивные качества тоже стремятся к реализации».